Память святых отцов VII Вселенского Собора
23 октября в Русской Православной Церкви наступает 18-я Неделя по Пятидесятнице и отмечается память святых отцов Седьмого Вселенского Собора. В воскресенье в Церкви читается Евангелие от Луки, 30 зачало, XVII, 11-16, повествующее о воскресении Иисусом Христом юноши, сына вдовы из города Наин.
Вот, что об этом евангельском событии говорил в своей проповеди Митрополит Антоний Сурожский: «В сегодняшнем рассказе мы слышим, что жалко стало Христу этой матери, вдовы, потерявшей единственного сына, жалко, больно, потому что не на то Он творил мир, не на то рождался человек, не на то мать его произвела на свет, чтобы преждевременно он умер. И в этой жалости Христовой, в этом сострадании Христа, способности вместе с нами страдать нашим страданием, открывается одна из сторон Божиего отношения к нам и к миру.
Но с другой стороны, все эти чудеса, вся эта забота, тревога о мире не говорят ли о том, что Богу так же дорога земля, как Ему дорого небо? Мы всегда думаем о Боге как бы оторванном от земли, о Боге небесном. Но это неправда: земля Ему бесконечно дорога. Он вернул человеку жизнь – временную, бурную, сложную, чтобы он в этой жизни творил: не просто прозябал, а творчески жил и действовал. Нам тоже дано, если только мы этого захотим искренним сердцем, если мы только приложим к тому творческое и, порой, крестное усилие, возвращать к жизни людей, которые для этой жизни умерли. Людей, которые потеряли надежду и продолжают существовать, но больше не живут, людей, которые потеряли веру в Бога, веру в других людей, веру в себя, и которые живут во мраке и отчаянии.
Нам дано возвращать к жизни тех, которые жизнь потеряли, для которых осталось одно мертвое, серое, тусклое существование. Этим мы действуем вместе с Богом: и вернуть человеку веру в себя, веру в человека, веру в Бога, веру в жизнь так же важно, как его вернуть к жизни, подобно тому, как совершил чудо Христос. Аминь».
Седьмой Вселенский Собор был созван в 787 году, в Никее, при императрице Ирине (вдове императора Льва Хозара), и состоял из 367 отцов. Собор был созван против иконоборческой ереси, возникшей за 60 лет до Собора, при греческом императоре Льве Исавре, который, желая обратить магометан в христианство, считал необходимым уничтожить почитание икон. Эта ересь продолжалась при сыне его Константине Копрониме и внуке Льве Хозаре. Собор осудил и отверг иконоборческую ересь и определил - поставлять и полагать в храмах, вместе с изображением Честного и Животворящего Креста Господня, и святые иконы, почитать и воздавать им поклонение, возводя ум и сердце к Господу Богу, Божией Матери и Святым, на них изображенным. После 7-го Вселенского Собора, гонение на святые иконы снова было воздвигнуто последующими тремя императорами: Львом Армянином, Михаилом Бальбою и Феофилом и около 25 лет волновало Церковь.
Почитание святых икон было окончательно восстановлено и утверждено на Поместном Константинопольском Соборе в 842 году, при императрице Феодоре. На этом Соборе, в благодарность Господу Богу, даровавшему Церкви победу над иконоборцами и всеми еретиками, установлен праздник Торжества Православия, который положено праздновать в первое воскресенье Великого Поста и который празднуется и доселе во всей Вселенской Православной Церкви.
О Седьмом Вселенском Соборе рассказывает митрофорный протоиерей Владимир Попов: «В это воскресение Церковь празднует память святых отцов XYII Вселенского Собора. Этот Собор утвердил иконопочитание, как норму жизни Церкви. В чем конечный смысл этой победы над ересью иконоборчества? Смысл в том, что в Церкви утвердилось подлинное понимание смысла иконы, церковного искусства. Иконописание как Боговидение, как вид умозрения, выросло из евангельского понимания мира. Прежде всего, из воплощения Христова. Поскольку Христос воплотился, то Бог невидимый, неизображаемый и неописуемый, что по-гречески то же самое, что неопределимый, Бог стал определяемым, видимым, потому что Он во плоти. И как сказал Господь: «Видевый Меня, виде и Отца».
Иконоборчество исторически сложилось на почве тогдашнего понимания определенной части Церкви Христовой проповеди. В те времена Византия вела ожесточенную, и часто неудачную, войну против мусульманства. Правители Византии искали общую почву, на которой можно прийти к согласию с исламом, чтобы ислам дозволил проповедь Христа. И одним из препятствий было непризнание исламом иконописи как таковой по той причине, что ислам не признавал и Божественности Иисуса Христа. Для ислама Христос был пророком и не более, хотя Ему отдавалось предпочтение перед всеми другими пророками, кроме Махамеда. А вырванные из контекста слова Апостола Павла о том, что «мы не знаем Христа во плоти», сторонники иконоборства использовали в своих аргументах о том, что Христа надо искать грядущего, надо искать Иисуса Христа второго пришествия. И они утверждали, что такой Христос неизобразим, а само иконописание невозможно. Тем самым, Церковь отрывалась от самого важного Центра своего учения – от Евангелия. Иконоборцы могли превратить православную церковь в харизматическую, а, по сути, в кликушество, подогревающего себя новыми поисками. Таковой была Карфагенская Церковь, которая не выдержала столкновения с мусульманством, и исчезла. Такая же угроза нависла над всей Церковью, отдававшей себя во власть человеческой стихии, человеческого воодушевления.
В ирмосе шестого гласа есть замечательные слова одного из славных борцов с иконоборчеством св. Иоанна Дамаскина, автора многих воскресных канонов: «Плавающаго в молве житейских попечений с кораблем, потопляема грехи, и душетленному зверю приметаема, яко Иона, Христе, вопию Ти: из смертоносныя глубины возведи мя». Удивительно, что каждое слово в этом ирмосе умозрительно проверено. Наше попечение целиком и полностью обусловлено потребностью сегодняшнего дня, модой. Наши страсти, наши страхования, наши пристрастия – всё определяется молвой, мнением общества. А источник этих пристрастий часто бывает недоступен обыденному сознанию. Энтузиастическое мировоззрение крайне опасно: оно не только ставит ложные цели, заведомо невыполнимые и дает ложные обещания, но и заставляет недовольствоваться существующим положением и настоящим, желать лучшего будущего.
Поэтому энтузиастические церкви долго не существуют, они обычно уклоняются в ереси. Церкви же нужно опираться на твердый фундамент, а каков может быть фундамент Церкви – только Евангелие. Достоевский еще говорил, что человек существо фантастическое, так вот Евангелие всегда привязывает человека к реальности, правда, реальности духовной. Евангелие дает нам возможность видеть Бога таким, каков Он есть. И иконописание утвердило Евангельское понимание Церкви, которая исходит из точки зрения воплощенного Бога, евангельского Бога. Не Бога чаемого, который грядет, а евангельского: «се Аз с вами есьм во все дни и до скончания века».
Поэтому, рожденное из Евангелия иконописное искусство, было в высшей степени реалистично духовно. Оно видело Бога таким, каков он есть, и в то же время, было лишено всякого энтузиазма. Постоянно возвращало верующего к той духовной реальности, которая является основой самостояния Церкви. В этом и есть величайшая заслуга Седьмого Вселенского Собора. Он был завершительным Собором, Собором, завершившим христологические споры о Боговоплощении. И это дало возможность культурного строительства христианства. Русская Церковь получила христианство в его византийском образце, византийском совершенстве, но вложила много личного, русского в иконописание: от преподобного Андрея Рублева до Архимандрита Зинона. Наша иконопись придерживается канона, который был выработан на YII Вселенском Соборе, и русские иконописцы сохранили византийскую традицию. Далеко не все Церкви это могли сделать.
Седьмой Вселенский Собор стал завершительным аккордом славного духовного движения в сторону уяснения Евангелия. Икона есть Евангелие, изложенное в красках. Иконописание строго регулируется каноном и оно столь же неподвижно, как неподвижен и Евангельский текст. Но и Евангелие, и икона дают возможность углубляться в смысл. И каждый талантливый иконописец имел возможность свой духовный опыт запечатлеть в иконе.
Иоанн Дамаскин умер до Седьмого Вселенского Собора, но его книга «Точное изложение Православной веры» стала той основой, на которой сложилось суждение святых отцов Седьмого Вселенского Собора. После Иоанна Дамаскина христологическая мысль утвердилась, стала канонической, новых больших откровений не было, все было определено, но духовные углубления продолжались. Был Симеон Новый Богослов Григорий Палама, было движение в сторону поиска духа».
